Карл Ругер. Боец - Страница 74

– Ах! – воскликнула в ответ на его слова Петра, в притворном испуге оборачиваясь к Карлу. При этом она почему-то совсем забыла стыдливо прикрыть свои прелести руками. Качнулись белые груди с темными, устремленными вверх сосками, но взгляд Карла задержался на них лишь на мгновение, стремительно падая вниз, туда, где под выпуклым животом курчавился рыжеватый «славный лес».

– Я напугал вас, моя госпожа, – сказал Карл, сделавший неимоверное усилие, чтобы снова поднять взгляд. – Простите меня!

Естественно, Карл не чувствовал раскаяния, а Петра его и не ожидала, но ритуал должен был быть соблюден.

– Я просто не мог знать, что встречу вас этим вечером. – Он смотрел прямо в ее зеленые глаза и уже не жалел, что оставил в покое ее ноги. – Я, видите ли, вышел прогуляться и заплутал.

– Я купаюсь, – сказала Петра, как будто это требовало пояснений. – Какой ужас! Вы видите меня без одежды!

Ужас звучал в ее голосе в той же мере, в какой раскаяние в голосе Карла.

– Это судьба, – предположил Карл. – Вы…

– Молчите! – перебила его Петра. – Каждое слово, которое вы теперь произнесете, – нож, вонзаемый в грудь моей добродетели!

При слове «грудь» Карл непроизвольно опустил взгляд на грудь Петры и легкомысленно подумал, что тому, кто решился бы вонзить нож в такую грудь, следовало бы отрубить руки.

– Мой супруг… – продолжала между тем стенать Петра.

– О! – перебил ее Карл, встрепенувшийся при упоминании беглеца. – Зачем же вы о нем вспомнили?!

– Да, – сказала она и вдруг улыбнулась. – Пожалуй, это было лишнее. Но что же вы стоите, как истукан, Карл? Я предстала перед вами нагая, а вы даже плаща не сняли. Раздевайтесь!

– Увы… – Карл сказал это совершенно искренно, он вдруг понял, что, хотя стены этой крепости и лежат в руинах, его-то штурмовые колонны к такому развитию событий совсем не готовы. – Увы, – сказал он, чувствуя, как краска заливает лицо. – Моя рана…

– Бедный! – воскликнула Петра и всплеснула руками, отчего ее груди снова тяжело качнулись и этим чуть не убили Карла окончательно. – Бедный… Но я вам помогу!

Она была готова к самопожертвованию. Такая женщина…

5

Сквозь время, стирающее краски жизни, сквозь нарастающее равнодушие, порождаемое действием яда, Карл все-таки дотянулся до той ночи в Крагоре, когда боль и наслаждение рука об руку ткали гобелен любовного подвига.

Он снова открыл глаза, но ничто вокруг не удержало его взгляда. Сейчас мир внутри Карла был намного более реален и интересен, чем мир вне его. Он смежил веки. Тьма стала плотнее, но при этом настолько прозрачной, что в ней чудилась глубина. Карл сосредоточился на этой мысли и попытался исследовать окружающую его Тьму. И в этот момент пришла боль. Настоящая, жестокая боль, а не ее жалкое подобие, которое посетило Карла до того. Вспыхнула кожа, дыхание смерти раздуло раскаленные угли внутри его желудка, расплавленный свинец побежал по жилам заместив кровь…

6

– Недурно.

Голос леди Альбы отвлек Карла от работы, и он повернулся к хозяйке дворца. Она стояла в нескольких метрах от него, около верстака, на котором Карл доводил детали декора, и рассматривала его дощечки.

– Так ты, оказывается, не только плотник, Карл. – Ее голос – грудной, низкий, с хрипотцой – звучал завораживающе.

Вообще-то Карл не был плотником, он был учеником краснодеревщика, но, по-видимому, с высоты ее положения разница между плотником и краснодеревщиком невелика. Леди Альба отложила в сторону очередную дощечку, и ее тонкие иссиня-черные брови взметнулись вверх над полными удивления глазами.

– Постой, – сказала она медленно, – где это ты видел меня голой?

Она так и сказала – «голой». Не «без одежды», не «нагой», а именно так – «голой», как какая-нибудь крестьянка или жительница предместий.

Карл покраснел. Волна неловкости, смущения, стыда обдала его с головы до ног, как если бы его на самом деле облили кипятком. Но жалей не жалей, а сделанного не воротишь. Он сделал эти проклятые кроки! Он. Их. Сделал.

– Я… – начал было он и запнулся.

Как объяснить то, что словами не объяснить?

– Я… – сказал Карл, испытывая сильнейшее желание исчезнуть, раствориться в воздухе, возможно даже умереть, лишь бы не чувствовать на себе этот вопрошающий взгляд глаз цвета черного янтаря. – Я не должен был…

– Пустое! – отрезала она, по-прежнему пристально глядя на Карла. – Я тебе нравлюсь?

– Я…

Карл не знал, что ответить. Леди Альба была красавицей. Таких красивых женщин он еще никогда и нигде не видел. У Сабины Альбы была такая белая кожа, что по сравнению с ней молоко казалось серым, и черные вьющиеся волосы, и глаза, и…

– Да, – сказал Карл, преодолевая смятение. – Вы красавица, ваша милость.

– Красавица, – усмехнулись полные губы. – Ну-ну.

Она смотрела ему прямо в глаза.

– Красавица, – повторила она тихо. – Так когда и где, Карл, ты видел меня такой?

Она подняла дощечку повыше и повернула ее рисунком к Карлу. Там она стояла почти так же, как сейчас, только нагая, прорисованная черными линиями по зеленому фону, кое-где оттененными белилами.

– Не молчи, Карл, – потребовала она. – Это неприлично!

Но что он мог ответить? Как объяснить?

С тех пор как Карл покинул Линд, он почти не рисовал. Но здесь, в Венеде, желание рисовать неожиданно вернулось к нему, причем с такой силой, что полыхнуло в нем, как лесной пожар жарким сухим летом, неотвратимо и стремительно охватив его всего, целиком. Нетерпеливое желание выплеснуть рождавшиеся в нем образы преследовало Карла днем и ночью, за работой, на отдыхе, за едой – везде. Однако он уже не был дома, где отец, к удивлению соседей, потакавший пристрастию сына, покупал ему розовую бумагу из Семи Островов и загорский пергамент, а полотно в Линде всегда стоило дешево. В Венеде Карл был всего лишь учеником краснодеревщика, и денег, чтобы купить бумагу, не говоря уже о пергаменте, у него не было. Но и не рисовать он не мог. Поэтому Карл рисовал на всем, на чем придется, на песке и земле, на мокрой глине, но все это было совсем не то. И тут ему пришла в голову замечательная идея – рисовать на дереве. И Карл начал вытачивать тонкие дощечки из липы и березы, грунтовать их и рисовать на них углем. Впрочем, и это оказалось не так просто осуществить.