Карл Ругер. Боец - Страница 78

Дебора!

Имя возникло в угасающей памяти, и свет ударил в сгустившуюся вокруг него Тьму. Мысль, воспоминание, слово… В абсолютном Мраке безвременья из света ее имени соткалось лицо женщины, и в Карле ожил художник. Искусство, все еще жившее в мертвом теле и умирающей душе, выписывало каждую самую мелкую деталь на лице Деборы, воспроизводя во Мраке вечной ночи живой образ, принадлежащий миру живых. Огромные серые глаза встретились с глазами Карла, глядящими сквозь Тьму, и в следующее мгновение Карл увидел ее всю, целиком, вписанную в реальность мира вовне. Сейчас она на него не смотрела. Она шла по лесной тропинке: шаг, еще один – и перед ней, а значит, и перед Карлом, открылась поляна и на ней пасущиеся стреноженные лошади, костер и двое княжеских дружинников, коротающих долгий, длиной в ночь, караул.

Но свет померк, и образ, рожденный силой, заключенной в ее имени, исчез, поглощенный ответной атакой Тьмы.

Мне не выбраться, понял Карл.

По-видимому, так оно и было. Последний всплеск жизни позволил ему снова – пусть и на краткий миг – стать самим собой и понять, что происходит, что произошло. Он зашел слишком далеко во владения Тьмы, так далеко, как мог зайти только тот, кто не собирается возвращаться. Он пропустил тот последний пункт своего «маршрута», когда следовало остановиться и повернуть назад.

Карл почувствовал мгновенное отчаяние, безвозвратно утратившего путь пленника лабиринта, но отчаяние было чужим чувством, позорной слабостью, и его присутствие вызвало в сердце Карла гнев. Он отринул отчаяние и восстал против предопределенности исхода, и его проснувшийся разум начал искать дорогу назад. Однако разуму нечего было делать в чуждых его природе владениях Тьмы. «Маршрут» был исполнен до конца, и следы той дороги, которая привела Карла в сердце Тьмы, истаяли, как тает туман под взошедшим солнцем, как исчезает тепло в присутствии ледяного дыхания вечных льдов. Карл понял это, и равнодушие Тьмы уже было вернулось в его попытавшуюся восстать душу, но именно в этот момент, момент понимания и приятия смерти как решительной и бесповоротной истины, Карл «увидел» дорогу. Тонкая нить тепла и сопереживания протянулась к нему сквозь Мрак, и Карл, не раздумывая, «пошел» по ней вспять. Шаг за шагом, мгновение за мгновением, вечность и еще одну вечность шел он по тонкому, натянутому, как струна, лучу живого света, рожденного теплом и надеждой, пока, обессиленный и едва способный дышать, не обрел себя вновь.

11

Напрасно.

И этот подвиг оказался напрасным. Нечеловеческое усилие, предпринятое Карлом, помощь, пришедшая так неожиданно и, казалось, так вовремя, все было напрасно. Он вернулся в реальность своего мира только для того, чтобы узнать, что все кончено.

Его холодное безжизненное тело по-прежнему находилось в кресле, которого Карл почти не ощущал. Его глаза были закрыты, и он не мог поднять тяжелые, как крепостные врата, веки. Дыхание почти прекратилось, и бессильные легкие не могли больше втягивать воздух сквозь плотно сжатые зубы. Его умирающий разум, снова обретший себя, был заперт в темнице мертвого тела. Холод, одиночество, смерть. И тьма, стоящая перед жаждущими света глазами.

Он знал, рядом с ним, на столе стоит стакан вина с растворенным в нем Сном Дракона. Возможно, зелье еще могло бы его спасти, но он не в силах был поднять руку, чтобы взять стакан. Карл не мог даже пошевелиться, сдвинуть с места холодную руку, вздохнуть.

12

Он не знал, сколько прошло времени, но из холодного забытья его вернуло ощущение тепла. Карл почувствовал чье-то жаркое дыхание на своем сведенном судорогой лице. Кто-то пытался отогреть его замерзшее тело, даря ему свое собственное тепло. Вместе с теплом в тело Карла постепенно возвращалась жизнь. Он почувствовал свою левую руку, бок и верхнюю часть ноги, к которым прижимался кто-то, от кого исходила волшебная эманация жизни. Прошла минута, а может быть, час или день, но судорога отпустила Карла, и он ощутил, как оттаивает, согреваясь и расслабляясь, его тело. Он был еще безмерно слаб, почти немощен, но это были живая немощь и слабость живого человека. Теперь Карл уже доподлинно знал, что рядом с ним находится какой-то большой добрый зверь, который пытается его спасти, отогреть, возвратить. К Карлу вернулось обоняние, и он почувствовал запах догоревших свечей и запах, идущий от углей в камине, но он совершенно не чувствовал запаха зверя. Даже его жаркое дыхание не имело какого-либо запаха.

С трудом, как будто совершая трудную и тяжелую работу, Карл открыл глаза и тут же снова их закрыл. В комнате было сумрачно, почти темно. Свечи догорели, и огонь в камине уже погас, но глаза Карла, так долго глядевшие сквозь мрак, испытали мгновенный удар света, как если бы солнце взошло здесь и сейчас, прямо в этой комнате, в нескольких метрах от него. Но, несмотря на боль, Карл открыл их снова и снова закрыл, и опять, и так раз за разом, заставляя себя сделать то, что обязан был сделать. Слезы лились из его горящих глаз, гул наполнил голову, красное марево застилало взор, но Карл не сдавался. Он шел к свету с тем же отчаянным упорством, с каким рвется к солнцу и воздуху слишком глубоко погрузившийся в море ныряльщик.

Рядом с ним раздалось глухое, утробное рычание. Зверь не угрожал, а выражал удовлетворение. И это рычание помогло Карлу не меньше, чем тепло, идущее к нему от горячего тела зверя. Карл наконец смог справиться с собой, и сквозь все еще застилавшие глаза слезы посмотрел на своего спасителя. Он был огромен, этот странный зверь, и конечно же это был не ягуар, хотя он отдаленно и походил на ночного охотника. Но даже в том состоянии, в котором находился теперь Карл, он смог узнать того, о ком знал только из книг. У его ног, прижавшись к ним боком и подняв повернутую к Карлу голову, лежал адат, пришедший прямиком из страшных сказок древности. Он должен был быть размером с теленка, если не больше, и верно, таким и был, потому что, даже лежа на полу, был способен заглянуть Карлу в глаза. Узкие глаза адата с желтыми вытянутыми по вертикали зрачками, казалось, смотрели прямо в его душу.